Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

О ЗАРЕ ГРИГОРЬЕВНЕ МИНЦ. Калейдоскоп воспоминаний.

Эта страничка – дань памяти моего учителя, профессора Тартуского университета Зары Григорьевны Минц (1927 – 1990). Я постаралась собрать тут отрывки из интервью, записей в сети и мемуаров, в которых она упоминается... Получился калейдоскоп воспоминаний.

Фото - Витора Перелыгина. Опубликовано на сайте Ruthenia.

ТАРТУманов приглашаю также заглянуть на эти странички:

Тарту и наши любимые профессора - на видео и в телепередачах

ТАРТУмания. Вспоминая любимый город и университет...

Мая Халтурина

___________________

Лейви Шер (Таллинн)


<...> Среди приехавших в Тарту были Юрий Михайлович Лотман и его жена Зара Григорьевна Минц, Павел Семенович Рейфман, Михаил Лазаревич Бронштейн, Рэм Наумович Блюм, Леонид Столович, жена Рейфмана – неоднократная чемпионка Советского Союза по шахматам Лариса Ильинична Вольперт преподавала французскую литературу в Псковском пединституте и тоже частенько бывала в Тарту, а затем и вовсе переехала, став профессором кафедры зарубежной литературы.

Филологическая часть этой компании, как теперь сказали бы, постоянно «тусовалась» у Габовичей.

<…> Разумеется, у Габовичей не только философствовали и говорили о высоком. Обсуждались и повседневные житейские и университетские проблемы. Юрмих и Зара, например, были людьми в бытовом отношении «не от мира сего». Зара Григорьевна, занимавшаяся поэзией Блока, была к тому времени уже мамой маленького Миши и ждала второго ребенка. Я был очарован ею, и это очарование не прошло до конца ее жизни. Маленького роста, с огромными темными глазами на точеном личике и толстой косой, уложенной в узел на затылке, она, несмотря на материнство, оставляла впечатление девочки-подростка, изумленно взирающей на мир.

С Юрмихом их внешне объединяло только одно – рост. Лотмана трудно было отнести к писаным красавцам американского экрана. Маленький, худой, с изрядным еврейским носом, который были призваны скрадывать торчащие в разные стороны, как и пышная шевелюра, рыжие тараканьи усы, пока не открывал рот, он не привлекал внимания. В первый момент, когда он открывал рот, внимание привлекало не то, что он говорил, а как. Юрмих сильно заикался. Кстати, не он один. Заикался Борфед, заикалась, но меньше, Зара, не совсем заиканием, но какой-то затрудненной речью страдал Павел Семенович. Однако через минуту все их логопедические недостатки уходили для меня в небытие – настолько интересно было то, что они говорили.

Для Зары покупка новых чулок вместо разодравшихся, а там более платья – была задачей, сродни доказательству теоремы Ферма, над которым полтора столетия бились лучшие математики мира. Кончалось тем, что Дина брала Зару за руку и вела в магазин. Причем право и обязанность выбора возлагались на Дину.

Не следует забывать, что в те годы будущие мэтры были в два с лишним раза моложе, чем я сейчас. А посему никогда не обходилось без шуток, анекдотов, игр. Играли в «словягу», «буриме». Сочиняли шуточные эпиграммы. В последнем активное участи принимал и Яков Абрамович <Габович> – человек, как я уже говорил, чрезвычайно разносторонне одаренный, который во время диванных сидений отшельничал на своими математическими проблемами в задней комнате и выходил, как правило, когда садились за стол. Иногда на стол ставилась и бутылка вина. У этой компании успехом пользовалось сладкое узбекское вино, по поводу которого Яков сочинил такое двустишие:

Среди гостей раздался стон:
Кончается «Узбекистон»!

Другое его стихотворение было написано в честь дня рождения Зары:

Друзья, я сегодня в ударе!
Сегодня я – герцог и принц.
Стихи посвящаю я Заре,
Прекрасной Заре Минц.

<...> В то время Лотман жил уже в довольно просторной, если бы не книги, квартире на той же улице Кастани, на втором этаже двухэтажного деревянного дома. Жил с женой – Зарой Григорьевной Минц и тремя сыновьями – Мишей, Гришей и Алешей. Однако это только список постоянных обитателей. По вечерам там можно было встретить не только всю кафедру, но еще и профессуру с многих других факультетов, и все это – окруженное целым сонмом студентов. Зара была замечательным блоковедом, но вот хорошей хозяйкой ее назвать трудно. Разносолов здесь на столе почти не бывало. Но зато еды было много. Что, не будем греха таить, тоже подчас приманивало студентов, особенно перед стипендией. Меню могло быть, например, таким: большая кастрюля макарон и несколько банок килек пряного посола. И никого это не обескураживало - главным было общение.

На ночь, обычно, ставилось несколько раскладушек – то ли это были студенты, приехавшие на конференцию, которым никакая гостиница была не по карману, то ли свои студенты, изгнанные за какие-то провинности из общежития, то ли знакомые или знакомые знакомых. Не создавал Юрмих дистанции между собой и студентами, дабы не уронить авторитета, а дистанция была, и огромная – мы ее прекрасно сознавали и поддерживали сами. Авторитет его был подлинный, не дутый, как у многих из тех, с кем мне пришлось встречаться и раньше, и позже.

Зара Григорьевна, вероятно, не была ученым такого масштаба, как ее муж. Но и ее увлеченность наукой была потрясающей. Помню, как моя тетка Дина вытащила ее, наконец, в магазин купить новое платье. Назавтра Зара явилась в этом платье на лекцию. Начав читать ее, она машинально взяла кусок мела, поставила одну ногу на стул, а пальцем принялась давить на столе мел. Минут через пятнадцать все новое платье было в мелу. Но она этого даже не заметила, продолжая рассказ о поэтах серебряного века. При этом ее большие красивые темно-карие глаза горели от воодушевления. С нее можно было писать мадонну.


Леви Шер. Память просыпается во сне. Талинн. 2014.
URL: http://eja.pri.ee/stories/Pamjat%20new2.pdf


____________________

Леонид Столович (Тарту)

Жену Юрия Михайловича – Зару Григорьевну Минц я знал еще с 1949 года, так как новый, 1950 год, мы встречали в одной компании, в доме сокурсницы моего школьного друга Яши Любарского – Норы Тронской. На самом деле Нора, как и ее отец, известный архитектор Ной Абрамович, была Троцкая, но носители этой троцкистской фамилии – среди них был и автор «Истории античной литературы И.М. Тронский – вынуждены были маскироваться под фамилией «Тронский». Почти всю новогоднюю ночь мы с Зарой проспорили по проблеме типологии литературы: правомерны ли такие понятия, объединяющие писателей и их произведения, как «классицизм», «романтизм», «реализм». Я уже сейчас точно не помню, что кто отстаивал, но спор был азартный. И потом мы часто любили спорить, притом, вполне дружелюбно. Юрий Михайлович подшучивал над этими спорами и остроумно их пародировал, показывая, как Зара и я, в очередном споре прогуливались на улице под окном комнаты, в которой они жили, и где находился полугодовалый их первенец Миша, и поочередно выкрикивали: «Гегель!», «Чернышевский!». Поэтому мы с Зарой сразу перешли на «ты». С Юрием же Михайловичем так и остались на «Вы», но он часто звал меня просто «Лёней».

Леонид Столович. Воспоминания о Юрии Михайловиче Лотмане. Структурализм с человеческим лицом // Семь искусств. 2012. январь. №1(26).
URL: http://7iskusstv.com/2012/Nomer1/Stolovich1.php

___________________

Павел Рейфман (Тарту)

С Зарой Григорьевной я познакомился где-то на третьем курсе. Она ходила обычно вместе со своими подружками, Викой Каменской и Людой Лакаевой. Вика и Зара занимались в семинаре Д. Е. Максимова (одном из лучших семинаров, по литературе начала ХХ-го века). К моменту знакомства я уже слышал о Заре похвальные отзывы. Первое впечатление: небольшого роста, худенькая, с длинной косой (так и хотелось за нее дернуть), с большими выразительными глазами и прекрасной улыбкой, с румяными от холода щеками, простуженная, постоянно вытирающая нос. В ней было что-то детское (она и на самом деле оказалась моложе большинства сокурсников) и в то же время мальчишечье, озорное (она могла, засунув пальцы в рот, издать такой оглушительный разбойничий свист, что идущие впереди прохожие шарахались в испуге; так она свистела изредка и в Тарту, например, от избытка чувств, после обыска: «Пронесло! Ничего не смогли найти!»). Умная и талантливая, страстная спорщица, она не всегда была пунктуальной в мелочах, и вряд ли ей нравилась моя педантичность. У каждого из нас имелась «своя компания», но мы симпатизировали друг другу, много разговаривали, особенно на последних курсах.

Рейфман Павел. Дела давно минувших дней // Вышгород. 1998. № 3. С. 16-35.
То же: http://www.reifman.ru/memoirs/dela_davno_minuvshih_dnej/

___________________

Любовь Киселева (Тарту)

Зара Григорьевна Минц окончила университет с отличием в 1949-м, и ей тоже не нашлось места в аспирантуре. Она была направлена в школу рабочей молодежи в Волховстрой, где преподавала, пока Юрий Михайлович не забрал ее в Тарту.

Люди, пострадавшие в эпоху борьбы с «безродными космополитами», в Прибалтике оказывались в горьком преимуществе, поскольку здесь для советской власти существовала другая проблема: «буржуазный национализм». Так называемых эстонских националистов высылали в Сибирь, сажали в тюрьму, но вакантные места нужно было кем-то заполнять...

<…> Только в 54-м году, когда Юрий Михайлович уже защитил диссертацию, и после того, как умер «вождь всех народов», он смог перейти в университет на полную ставку. Зара Григорьевна работала в Учительском институте до 56-го года.

Каждый факт биографии можно представить как ужасную трагедию и как определенный вызов времени. Ни Лотман, ни Минц не делали трагедии из того, что все складывалось не совсем так, как им хотелось, и всегда очень тепло вспоминали время преподавания в Учительском институте. Для них педагогическая работа и наука были неразрывны. Юрий Михайлович часто повторял, что на лекциях к нему приходят новые идеи. Они оба были великолепными лекторами, и мне до сих пор жаль, что Зару Григорьевну не знают так, как Лотмана. Да, конечно, ее имя широко известно филологам, но Лотмана знают еще и по циклу передач «Беседы о русской культуре». Подобный цикл планировался и с участием Зары Григорьевны. Проект этих лекций существовал с 70-х годов — это была инициатива нашей выпускницы Евгении Хаппонен. Однако Эстонское телевидение пробило возможность съемок только в 1985 году. Следующим должен был стать цикл лекций Зары Григорьевны, но оказалось слишком поздно.

Любовь Киселева: «Нужно двигаться дальше». Беседовала Мария Нестеренко // Rara Avis. Открытая критика. 28.10.2016.
URL: http://rara-rara.ru/menu-texts/lyubov_kiseleva_nuzhno_dvigatsya_dalshe

____________________

Леа Пильд (Тарту)

<…> я вспоминаю второй курс, когда я перевелась на дневное отделение и поступила в семинар Зары Григорьевны. Жизнь в Тарту оказалась воплощением моих представлений о счастье, если считать счастьем полноту жизни и яркость впечатлений. Все это время мы практически каждый день, или через день, слушали лекции Юрия Михайловича и Зары Григорьевны. Я училась в эстонской группе, как закончившая эстонскую школу, и лекции по истории русской литературы первой половины XIX в. нам читала Любовь Николаевна Киселева.Но я еще параллельно ходила в русскую группу слушать Юрия Михайловича. Должна признаться, что на втором курсе я очень мало что понимала в содержании этих лекций. Было ощущение священного трепета, было понимание, что это выдающийся человек, совершенно особый. И это слушание лекций на втором курсе и общение, которое с Зарой Григорьевной и Юрием Михайловичем уже началось – это и было счастье. Было постоянное интеллектуальное и эмоциональное напряжение. Оно окрашивало все существование.

А потом мы, семинаристы, часто стали бывать у профессоров дома. Занятия наукой для Зары Григорьевны и Юрия Михайловича было образом жизни, стилем жизни. Они все время были заняты (не только писанием статей и корректурой изданий, но и чтением студенческих работ). Зара Григорьевна часто ложилась спать в два часа ночи; Юрий Михайлович, по-моему, вообще не ложился, я не знаю, спал ли он. Мы все знали, что он ночью сидит в кабинете и что-то пишет (и при этом слушает классическую музыку ). В том году, когда я перевелась на дневное отделение, в семинаре у Зары Григорьевны нас было шестнадцать человек. Конечно, это безумно много. Удивительно, что в занятиях у Зары Григорьевны не было иерархии. Она никогда не говорила "я сейчас должна заняться своими делами или делами Юрия Михайловича, а ваши работы я потом прочитаю". Она занималась со всеми, даже с самыми слабыми студентками своего семинара. Она правила, дописывала, вписывала в студенческие работы целые фрагменты. Она радовалась, когда слабый студент делал хотя бы небольшие успехи. Это был именно стиль жизни, и поскольку мы с ним свыклись, мы не могли себе представить потом, что можно жить как-то иначе. Что ты отработал восемь часов, пошел домой, включил телевизор и забыл обо всем. Телевизора у Зары Григорьевны и Юрия Михайловича вообще не было, никогда.

Когда приходили студенты, конечно, все вместе накрывали стол, ставили чайник; всегда выходил из своего кабинета Юрий Михайлович. Он в быту был изящен: он вообще был очень изящный человек, даже когда читал лекции, было видно, что ему не все равно, как, например, сочетаются его жесты или одежда с тем, что он говорит. Я не знаю, насколько он над этим работал, потому что я его увидела уже абсолютно сложившимся человеком. Юрия Михайловича я воспринимала, конечно, с дистанции, потому что он не был моим научным руководителем, я видела его вот так, дома или на лекциях. А с Зарой Григорьевной у нас были более тесные отношения: с ней можно было говорить и «о жизни», она это любила. Она была демократична и не стремилась дистанцироваться от студентов, была для них всегда открыта. Хотя, когда мы сидели на семинаре и смотрели на нее, безусловно, все понимали, что это выдающаяся личность. У нее была редкая особенность, которую отмечали многие мемуаристы: она могла делать несколько вещей одновременно. Например, слушать доклады на студенческой конференции и писать свою статью. Или на семинаре сидеть, слушать реферат и что-то еще обдумывать. По ее лицу было видно, насколько она сосредоточена, она была необыкновенно красива в эти моменты. И вообще – красива.

И, в отличие от большинства женщин, серьезно занимающихся наукой, очень добра.

Моя мама рассказывала, что когда она ездила в Таллин на учительские курсы, собирались преподаватели со всей Эстонии, и когда Зара Григорьевна или Юрий Михайлович входили в аудиторию читать лекцию, то все учителя вставали. А если входил какой-то другой лектор, то не вставали <смеется>. То есть, абсолютно особое отношение. <…>

Мария Канатова. Интервью с преподавателями из других вузов: Леа Лембитовна Пильд. 8 апреля 2013 г.
URL: http://philology-pro.livejournal.com/15220.html

____________________

Ольга Ревзина (Москва)

По утверждению Жени, в Кяэрику Зара Григорьевна была «в коричневой кожаной куртке бордо с ремешком и в зеленой юбке в крупную клетку». У него остались в памяти седые волосы, маленькие уши и то, что Зара Григорьевна часто говорила «Блок, Блок», а Юрий Михайлович – «Зара, Зара». У Зары Григорьевны, действительно, была великолепной лепки голова и красивое лицо. Огромные яркие синие глаза, живой доброжелательный взгляд, низкий пучок густых волос (а седина еще и украсила Зару Григорьевну) с пушистыми завитками на очень белой шее – все это сразу же отпечатывалось в сетчатке глаз и никогда не пропадало. Эти выдающиеся люди были на редкость демократичны. Учившаяся в Тарту и довольно долго жившая там Лена Аболдуева называла Юрия Михайловича Юрмихом, как очень многие, а вот Зару Григорьевну – не иначе как «Зарка, Зарочка». Юрий Михайлович рассказывал как-то об их женитьбе, как они пошли в загс, а там говорят: «Ну садитесь, пальто снимайте!». Зара Григорьевна прямо бегом из этого загса, потому что пальто-то у нее было ничего, приличное, но под ним – байковый халат, чтобы потеплее было.

<…> «А я всегда был убежден, что я первый...», – написал Юрий Михайлович после смерти Зары Григорьевны, и в другом письме: «…ночами плачу о Заре» Здесь можно только склонить голову: великий и очень больной человек, по собственному восприятию «старик – седой, сгорбленный, весь в морщинах» разворачивает в памяти ушедшую жизнь, принявшую теперь форму всепроникающей боли.


Ревзина О.Г. Рассказы о Юрии Михайловиче Лотмане. Критика и семиотика. Вып. 8. Новосибирск, 2005. С. 293—317.
URL: http://danefae.org/lib/ogrevzina/promemoria.htm


_____________________

Magrosha (Иерусалим)

1 марта 2009. Еще немного о Тарту. Юрий Михайлович Лотман и Зара Григорьевна Минц
URL: http://magrosha.livejournal.com/6032.html

ЮрМих очень нежно относился к Заре Григорьевне. Мягко подшучивая над ее детскостью, он всегда восхищался ее твердостью, научным и человеческим мужеством. З.Г. была для Юрия Михайловича и женой, и дочкой, и помощником, и коллегой, и научным оппонентом. Она была женщиной-девочкой, и он себя рядом с ней чувствовал взрослым мужчиной, но в этом его ощущении себя большим и сильным рядом с ней, младшей женой, всегда тоже было что-то незащищено-детское. Их обоих замучила жизнь и высосала из них все соки. Им очень тяжело давался быт, а под конец жизни у них закончились силы смеяться над ним и над своей неприспособленностью к нему. Работа на износ измотала силы и нервы, а забота о своем здоровье не входила в кодекс чести настоящего ученого. Зара Григорьевна часто говорила, что надо быть преданным науке и судила о своих студентах по тому, насколько верным у них было это служение. Они оба служили науке страстно, с какой-то средневековой экстатической отрешенностью. Они старались только успеть - написать, сказать, прочитать курс лекций, провести семинар, организовать конференцию, выпустить сборник статей. Но когда они дома садились пить чай, передыхая от своих научных занятий, сколько веселья и смеха было за столом, как ЮрМих всех смешил своими рассказами! Сколько было энергии и радости жизни в них обоих!

29 октября 2007. Из диалогов Ю.М. Лотмана
URL: http://magrosha.livejournal.com/2238.html

Шла защита курсовой работы студентки Г.П. из семинара Зары Григорьевны Минц, жены Юрия Михайловича. Зара Григорьевна очень любила и ценила эту студентку, а ЮрМих выступал на защите оппонентом. С чем-то он не соглашался в этой курсовой, и З.Г. налетала на него, как сокол, защищая своего птенца. Начался горячий научный спор. Они оба забыли про студентов, про курсовую. Усы у ЮрМиха встали дыбом, волосы взъерошились, глаза сверкали, он потирал руки, говорил резко, отрывисто. Его речь всегда звучала, как стакатто. З.Г. стояла как каменная стена, парируя удары, в голосе звучала сталь, только ее огромные синие глаза раскрывались все шире и шире. Спор шел чисто тартуский, о мифологеме. ЮрМих, сотрясая аудиторию раскатами своего голоса, вопрошал: И ЭТО мифологема!? А может быть ты хочешь сказать, что и ЭТО мифологема!?

Он входил в азарт все больше и больше.

- А высказывание: «Дети каждое утро чистят зубы», по-твоему, тоже мифологема!?

И тут Зара Григорьевна неожиданно спокойно, чеканно и с полным пониманием дела произнесла, выдержав паузу:

- Нет, это утопема.

Аудитория грохнула. Все прекрасно знали лотмановских сыновей. ЮрМих засветился и засмеялся.

Спор был закончен, научная истина установлена.


__________________

<< Владимир Кабо - О ВЕРЕ СМИРНОВОЙГребной клуб на Малой Невке>>

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:
Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея
(c) 2008-2012. Контактная информация