Главная
Новости
Ссылки
Гостевая книга
Контакты
Семейная мозаика

ПИСЬМА СЫНУ в АРМИЮ

Алексей Юрьевич рассказывает про своего отца, Юрия Никодимовича

Это мой отец, Юрий Никодимович (1931-1996). Когда ему было 3 года, его отца, Никодима Акимовича посадили. Ю.Н. известен как главный конструктор "независимых систем энергообеспечения космических летательных аппраратов". Под его руководством были разработаны первые солнечные батареи. Умер в бедности. В партии не состоял.

Вот его письма сыну Алексею в армию

>Ю.Н.Микулин

19 августа 1982
Из Москвы в Североморск
Здравствуй, Леша!
Ты просишь писать чаще, но это проблема в той однообразной жизни, которую я веду. Можно что-то вспоминать, но я не любитель мемуаров, особенно писанных. Но попробую.

Например из студенческих лет.У нас на курсе подобралась компания из 10 человек, которая два раза в год отправлялась в турпоходы - в середине лета и зимы. Это были не просто походы - мы выбирали особенные, почти "гибельные" маршруты, вдали от цивилизации, в трудных природных условиях. Зачинщиком такой жизни и нашим "командиром" был некий Бузунов Иван Степанович. Он был 1927 года рождения, т. е. старше нас на 7 лет, прошел всю войну сапером. Умом недалекий и фигурой невелик, он обладал исключительной физической силой и не знал страха ни в каких обстоятельствах. Не помню, чтобы кто-нибудь устоял на ногах после его удара (а драк было много). Он не пасовал и выходил победителем даже тогда, когда противников было несколько (даже вооруженных ножами).

Однажды ночью в студенческое общежитие забрался бандит рецидивист, распугал всех ножом, забрался в комнату, где жили девушки, стал их лапать. В это время подоспел Иван и выбросил этого бандита прямо через окно (стекло) на улицу (с 3-го этажа) - как в кино Котовский выбросил Князя.

Будучи в походе на Алтае мы садились в поезд Барнаул - Бийск. Народу было уйма - человек сто на вагон. Мы взяли его рюкзак, а он сел одним из первых и пройдя весь вагон стал поперек в проходе перед последним купе (вагон общий). Когда мы протиснулись туда картина была потрясающая. Весь вагон был забит до отказа вплоть до третьих полок, а последнее (наше!) купе было пусто.

Иван, держась руками за поручни, противостоял разъяренной толпе, в первых рядах которой против него выступали какие-то блатные в тельняшках; один, как водится, грозил ножом, но он просто не знал с кем имеет дело. Мы благополучно разместились, а Бузунов потом всю дорогу "беседовал" на повышенных тонах с этим блатным и в конце концов они договорились о "дуэли" в Бийске. По прибытии Бузунов (несмотря на наши уговоры) куда-то удалился с новым "дружком" и вскоре вернулся без единой царапины. Судя по его довольной свирепой физиономии его противнику не поздоровилось.

У нас был очень трудный поход на Кольский п-в, о котором я тебе уже писал. Все ребята в нашей группе были лыжниками-спортсменами, большинство имело 1-й разряд, а я лыжником был никудышным и сейчас просто удивляюсь, что решился участвовать в этом предприятии. Странно, но тогда у меня по этому поводу даже не возникало сомнений. Молодость! Вес рюкзака был 32 кг.

Начали мы движение из Ловозеро (это районный центр) ясным солнечным утром по гладкому твердому скрипучему снегу. Все "рванули" с мест в карьер и через пару минут исчезли за ближайшим холмом, а я, согнувшись под рюкзаком, еле двигался, спешил изо всех сил, теряя от спешки равновесие и в конце концов упал лицом вперед, рюкзак перелетел через голову и пригвоздил меня к земле. В таком положении я оставался довольно долго (встать не мог), пока вся команда не вернулась за мной. Меня поставили на ноги. После этого все снова помчались, а я опять безнадежно отстал. Когда они вернулись за мной вторично, то поняли, что я им в таком походе не гожусь (это был мой первый зимний поход).

Бузунов предложил мне вернуться и возвратиться в Москву. Я категорически отказался. Тогда с меня сняли рюкзак, вынули из него два десятка консервных банок и разделили их между собой. В таком облегченном варианте я (с трудом) держался в хвосте нашей команды до вечера. Стали на ночлег и пошли собирать дрова для костра. Нашли на речке вмерзшие в лед с десяток толстых шестов, вертикально торчащих. Стали их ломать - не получается. Сам Бузунов долго возился, потел, но так и не смог ни одного сломать. Когда все бросили эту затею и отошли, я вдруг подскочил к этим шестам и сломал их все один за другим, как спички. Бузунов сначала слегка остолбенел, а потом распорядился: "Вернуть ему немедленно все его консервные банки!"
Ну вот исписал два листа - Хватит. Продолжение следует. Привет!

27 августа 1982
Привет, Леша!
Вчера (28 авг) послал сигареты отдельной посылочкой - в точности как ты просил.
Продолжаю свою "литературу". (Не знаю, получил ли ты первую часть - однако, продолжаю).
Итак, я сломал эти шесты. Конечно это не говорило о том, что я был сильнее. Просто я лучше использовал законы физики и тяжесть своего тела, чем они. Так или иначе, но все мои консервные банки вернулись ко мне.

Сама по себе ночевка достойна описания. Поскольку вся нижняя одежда после дневного похода была мокрой от пота, нужно было раздеться догола, а потом одеться во все сухое. Мы делали это по очереди. Тот, кто был голый, должен был сплясать на снегу танец живота. (1 минуту, не больше). Остальные сидели кружком и хлопали в ладоши.

Потом одни рыли яму в снегу (1,5 метра глубиной, 5 метров шириной и длиной), ставили в яме палатку, а другие шли на охоту за дровами. Действительно, это была охота, потому что низкорослые кусты росли редко и были скрыты снегом; кроме того, нам годился только сухостой; часто мешали ветер, снегопад, сумерки. Эту задачу я решил лучше всех. У меня был нюх на это. После еды мы надевали ватники, две пары теплых носков, валенки, варежки, и в таком виде влезали в спальные мешки.

Мы шли по снежной равнине, по дороге, протоптанной оленями из пос. Ловозеро в деревню Воронью. Там протекала река Воронья и дальше мы должны были идти прямо на север вдоль этой реки до моря. После этой деревни до моря никакого человеческого жилья не было. Расстояние - примерно половина поперечника Кольского полуострова. Дорога, по которой мы шли, функционировала только зимой. Летом - это была топь и деревня была отрезана от всего мира. Вертолетов тогда еще не было.

В деревню мы пришли к вечеру на второй день. Бузунов, по своему обыкновению, встретился с местным начальством (председателем сельсовета, председателем колхоза) и устроил ужин на хате у одного из них. Для таких ужинов мы из Москвы специально везли десяток бутылок водки.
В деревне живут лопари, публика в массе довольно дикая. Многие за всю жизнь ни разу не выезжали из деревни, а значит не видели живьем ни паровоза, ни автомобиля, ни каменного дома. Зато с военными самолетами новейших марок были знакомы.

В хате, где мы ужинали, была целая куча маленьких голых детей, которые ползали по полу, катали там какие-то старые консервные банки, дрались хватали нас за ноги. Никто не обращал на них внимания. Председатель колхоза спросил не нужна ли нам женщина. Мы поспешно отказались.

Бузунов сказал, что мы хотим поговорить с человеком, знающим те места, по которым нам предстояло идти. Послали за таким человеком. Пришел какой-то очень интересный, вроде Дерсу Узала, в малице (это их национальная шуба из оленьего меха с капюшоном), на поясе зубы убитых им зверей. И сверх того - орден Красного знамени (воевал). Сказал, что мы одни не дойдем. Во-первых, река делает пороги и там не замерзает. Эти места надо обходить далеко по берегу. Надо знать путь, иначе можно неделями блуждать среди разводьев и камней. А в нижнем течении надо от реки уходить и искать в тундре место, где зимой кормятся олени (забыл как это называется). Ориентиров никаких нет. От этого места есть дорога на Териберку. Мы приуныли. А он говорит: "Пойду-ка, провожу вас в Териберку. У меня там мать живет, ей 106 лет. Навещу мать, лет десять ее не видел. Но знаю от людей, что жива".

На этом пока кончаю. Сообщай раз в неделю, что ты жив-здоров.
Папа.

10 окября 1982
Здравствуй, друг - Леша.
Получил твое письмо от 31 октября. Жалуешься на недостаток писем. Буду стараться, но, конечно, два раза в неделю - это немыслимо, никакой биографии не хватит. Раз в неделю, раз в десять дней - куда ни шло.

Сообщаю на всякий случай, что после возвращения из отпуска (23. X) послал тебе деньги (50р.), блок сигарет "Ява" (ценной бандеролью) и письмо - все на Североморск.
Хорошо, что ты осознаешь пользу от твоей теперешней жизни; лишь бы пользы не было слишком много. Мать твоя воспитала тебя в таком стиле, что с этим не жить, а только витать в тумане собственного воображения. Можно, конечно, и витать, но, во-первых, за это не платят, а, во-вторых, в тумане (сослепу) можно наскочить на подводный камень, а их жизнь понатыкала повсюду в изобилии. Так что лучше держать глаза открытыми и учиться науке жизненной навигации, которая трудно дается.
Советую не экспериментировать с дыханием во всяком случае вдали от дома и при тех тяжелых обязанностях, которые налагает служба. Именно опыт, о котором, при наличии у тебя интереса, могу рассказать (потом, после твоего возвращения), а пока - лучше не надо.

Еще немного воспоминаний о Кольском походе. Кажется, я кончил на том, что мы из села Воронь вышли с проводником на Териберку, и путь наш лежал по совершенно ненаселенной местности. Сначала прямо по р. Вороньей, текущей (подо льдом) на север, потом - там где река делала пороги и не замерзала - мы должны были совершать протяженные обходы по берегу, затем снова по реке и, наконец, должны были уйти от реки, и по полному бездорожью двигаться в поисках места, где зимой кормятся олени (вытоптанная ими площадка размером 10-15 км), откуда начиналась дорога, ведущая к Териберке.

До сих пор не понимаю, как проводник в тундре при отсутствии каких бы то ни было ориентиров (и солнца не было) нашел это место, причем не искал (блуждал), а прямо вышел - кратчайшим путем. У проводника была шестерка оленей - цугом, попарно запряженных в легкие нарты, на которых лежали наши рюкзаки. Погонял он оленей длинным шестом (тыкал им в зады) и выкрикивал какие-то особые слова, которые я уже не помню. Ночью он спал без всяких наших палаток и спальных мешков - просто завернувшись в свою малицу (оленью шубу), спустив рукава и накинув капюшон.

Вот случай. С утра небо было совершено затянуто очень низкой белой облачностью, так что нельзя было определить в какой стороне солнце. И земля - сплошь в снежном покрове, нигде ни куста, ни ветки. Словом все бело - и вверху и внизу, свет рассеянный - тень отсутствует! Как будто мы все погружены в сосуд с молоком, не имеющим ни конца, ни края. Проводник очень насторожился. Велел нам двигаться косяком - как-то: передний (Бузунов), следующий в стороне 2-3м и чуть сзади и т. д.: получается косая шеренга, а за ней уже - нарты (обычно нарты были впереди). Велел также двигаться медленно. Я сначала не понял, чем вы вызваны все эти предосторожности. Потом понял - такая световая обстановка равносильна слепоте. Например, при обычном освещении, когда есть тени, видишь, что начинается спуск или подъем, т. д. видишь рельеф местности. А здесь понимаешь, что спуск, потому что тянет и т. д.

Так мы двигались медленно и настороженно, и вдруг Бузунов, идущий первым исчез. Только что была его черная фигура на ровном белом фоне - и вдруг нет, пропал. Проводник закричал: "Стой!" Но был спуск и мы не сумели мгновенно затормозить. Тут же пропал второй, потом третий. Я шел четвертым и вдруг увидел три валявшихся фигуры - где-то внизу, метров пять подо мной и тут же полетел вниз (обрыв!) - к ним. Стало ясно, почему проводник выстроил нас косой шеренгой - чтобы упали не все сразу и чтобы падали не друг на друга. Внизу был глубокий снег, так что обошлось без повреждений и, главное, нарты и олени не упали.

Второе яркое воспоминание - это последний спуск. Вдоль моря там тянется полоса гор, не очень высоких (метров 500-1000). Мы поднялись наверх и увидели море - Баренцово. Синяя вода, белые острова, а по берегу - широкая ярко желтая полоса песчаного пляжа (без снега!) и к этой полосе вниз вел жуткий крутой извилистый спуск, весь усеянный валунами, песчаными вкраплениям, глыбами льда. И этот спуск в низу сразу без предисловий переходил в песок.

Тут и видавшие виды мастера лыжного дела призадумались. Что касается меня, то я понял - мне здесь конец. А потом отвлекся и подумал - как же будут нарты спускаться в эту пропасть? И что же - проводник двух оленей оставил впереди, четырех запряг сзади нарт. С начала погнал передних вниз, они поползли на задах, а затем стал тыкать задних в морду и они пятились и тормозили как могли, постромки натянулись как струна, и вся эта группа медленно проследовала по спуску как в сказке, а проводник вертелся на нартах и орал (одни слова передним оленям, другие - задним) как резанный.

Но настала наша очередь. Первым пошел Бузунов - метров 10 летел кувырком по песку, но уже внизу. Потом остальные - опытные лыжники - спустились благополучно, не считая трех сломанных лыж. Один так и не решился ехать, а пополз, как олень, на животе - ногами вперед, сняв лыжи. А я все-таки поехал, очертя голову. Где-то в середине я упал на спину, ехал на спине (по камням!) Какой-то валун нацелился мне в самый низ позвоночника (Конец!) и тогда дьявольская сила вдруг поставила меня на ноги, я перелетел через валун, как через трамплин, сломав обе лыжи и дальше, балансируя, как циркач, на обломках, не упав, достиг песка и попал в объятья поджидавших здесь товарищей, с ужасом следивших за моими трюками.

А потом (уже в Териберке) ночью мы садились на судно, направлявшееся в Мурманск, в семибалльный шторм. Катер стоял от корабля метрах в десяти, и протянули веревочный трап. Мы лезли по этому трапу, который швыряло из стороны в сторону, волны от бортов окатывали нас ледяным душем, но было уже ясно - мы прошли, мы выжили.
Ну, пока. Папа.

Здравствуй, Леша!
Продолжаю мемуары (которые годятся только в писсуары). Некоторое время не было настроения на это дело, теперь, кажется, появляется. Опишу эпизод из начала своей трудовой деятельности. В качестве предисловия: после института меня направили на работу в Харьков на завод "Электротяжмаш", там меня определили в Отдел Главного Конструктора. Завод делал различные электрические машины - средних, больших и гигантских размеров, в том числе электродвигатели (тяговые моторы) для тепловозов. А тепловозы делали на другом Харьковском заводе - Транспортного машиностроения им Малышева, который находился не слишком далеко от нашего завода. Эти самые тяговые моторы мы давали им, а они ставили их на тепловозы.

Начальником моим был некий Будницкий Абрам Аркадьевич - молодой человек (уже с годичным стажем!), самоуверенный, холеный, красивый. Буквально на третий день моей работы он подозвал меня и говорит: "Вам, Юрий Никодимович, важное поручение. Пришла телеграмма с завода Малышева. Там что-то происходит с нашими моторами. Вероятно, брак. 30 паровозов не прошли обкатку. План у них горит. Скандал. Мы вас направляем туда. Постарайтесь разобраться и найти выход. Конечно, вы еще, но я вижу - ранний. Так что можете отличиться. Желаю успеха."

С этими весьма туманными напутствиями я и отправился на родственное предприятие, не предвкушая ничего хорошего. Прямо скажем, душа у меня была в пятках. И чем ближе я подходил к тому заводу, тем больше мне хотелось повернуть назад. Однако, служба есть служба. Прошел я проходную и в пятый раз оказался на территории этого предприятия. Огляделся - куда идти толком не знаю. В пропуске у меня стояло - цех 500. Это у них сборочный, где собирают тепловозы и откуда они идут на испытания (обкатку). Надо у кого-нибудь спросить - но не решаюсь.

Вижу вдали на пути стоят тепловозы. Иду туда. Медленно приближаюсь к одной из машин. Захотелось мне влезть внутрь и посмотреть. Дверей в тепловозе нет (еще не навесили), я поднимаюсь по вертикальной, лесенке как вор. Поднявшись, делаю, крадучись, шаг внутрь и нос с носом сталкиваюсь с огромным замасленным мужиком, который, видимо, направлялся из машины наружу. Удивленно на меня посмотрел - рожа колючая враждебная. Я попятился и задом наперед спускаюсь (плавно и быстро) вниз к земле-матушке и поспешно удаляюсь. Не оглядываюсь на всякий случай. Стремлюсь к углу ближайшего здания, чтобы за этим углом скрыться. Уже до угла рукой подать и вдруг слышу: "Эй, товарищ! Эй, эй!" Я оборачиваюсь. Засаленный мужик стоит около тепловоза, смотрит на меня и орет. Я показываю на себя пальцем, он кивает и делает рукой - дескать, поди сюда. Плетусь обратно. Он осматривает меня с головы до ног подозрительно. "Кто такой? Откуда?" - "С Электротяжмаша, представитель".

Как он тут заголосил!! Бежит по двору, руки поднял, гудит как тепловозный гудок, аж до срыва: "Представитель! Представитель приехал! Люди, сюда! Представитель!" Со всех сторон народ - человек двадцать сбежалось, толпятся вокруг меня. Лица у всех злые и радостные. "Ну, наконец-то, приехал. Долгожданный! Родимый ты наш!"
Берут меня подмышки и почти что несут - в цех.

Препроводили по длинному пролету и куда-то в тупичок. А там - маленький железный домик с дверцей. Затолкали меня в эту дверцу. Там стол. На столе - гора каких-то обломков. Рядом сидит какой-то умный лобастый в очках. Ему из-за двери толпа говорит: "Иван Антоныч, представителя, наконец, дождались. Это ихний представитель." Тот на меня уставил свои круглые очки и говорит: "Ах, вот что! За-ме-ча-тель-но". Потом ткнул пальцем в гору обломков на столе и спрашивает: "Это что?" Я взял со стола один обломок, повертел в руках, положил, взял другой, третий... Делаю умный вид, но толком не знаю, что это такое. Молчание угрожающее, положение дурацкое. Вдруг меня осенило (как на экзамене) - щетки! Сломанные угольные щетки! (через них ток из внешней цепи поступает во вращающийся якорь мотора, таких щеток в моторе много - штук 40) Я приосанился и говорю важно:"Это щетки".

Но не этого от меня ждали. "Сами знаем, что щетки", - говорит лобастый. - "Вы лучше скажите, почему они сломаны". Я снова стал вертеть в руках - одну, другую... Замечаю, что все изломаны в одном и том же месте - где сделан пистон и присоединен токопроводящий жгутик. "Думаю, что здесь слабое место, - говорю я важно, - здесь, где вставлен пистон". - "Вот это разговор!" - лобастый доволен. Вылезает со мной из домика в толпу. Говорит: "Товарищ представитель признает, что у них брак". (А я вовсе этого не признавал, но молчу, жду, что будет.) Окружили меня плотным кольцом. Гляжу - несут торжественно какую-то бумагу, вручают мне. Написано от руки. Читаю заголовок: "Акт". И там всякие такие слова: "По вине завода "Электротяжмаш"..." "массовый брак"... и т. п.

Суют мне ручку - подписывайся. А внизу бумаги заделано для подписи: "Ответственный представитель завода "Электротяжмаш" .........
Думаю - подписывать это нельзя. Но что делать? Начинаю придираться. Говорю: "Почему от руки? Отпечатайте". Вокруг поднимается шум, крики, брань: "Ишь какой! У нас машинистка больна!" И так пойдет - написано ясно". И всякие другие слова, которые писать не положено. Я продолжаю настаивать, но чувствую, что дело не выгорит. Оглядываюсь вокруг - найти какую-нибудь щель в толпе и сбежать. Они: "Что озираешься?" Я вдруг: "Где у вас туалет?" Опять шум, крики: "Подписывайся и на руках в сортир отнесем, штанишки снимем, над унитазом подержим..." и т. п. Не пускают. Что делать. Вдруг в голове гениальная мысль. Говорю: "Здесь написано: "ответственный представитель" А я - просто представитель - не ответственный". Толпа затихает на мгновение, переглядываются в недоумении...
Папа. (продолжение следует).

13 декабря 1982
Здравствуй, Леша!
Получил два твои извещения, что ты здоров - спасибо. Продолжаю мемуар - надеюсь, что первую часть ты получил. Итак, я сказал им, что я не ответственный, а они на минуточку онемели и, вероятно, впервые присмотрелись к моей внешности и увидели, что на моей физиономии действительно нет ни малейших следов ответственности. Какой-то толстый дядька, у которого на ногах вместо нормальных ботинок были засаленные домашние шлепанцы, сказал укоризненно и по-отечески: "Что ж ты, так твою разэдак, нам столько времени голову морочишь?" А лобастый крепко взял меня за локоть (понял, что надо давит физически) и сказал в ухо внушительно: "Хватит ваньку валять - подписывайся, а там разберемся, ответственный ты или безответственный".

В этот критический момент я встал на ципочки и поверх голов посмотрел вдоль цехового пролета. Душа моя жаждала спасителя, и он явился! Я увидел как вдали, брезгливо сторонясь разнообразного производственного хлама, в своем шикарном костюме шествовал Абрам Аркадьевич Будницкий , мой непосредственный начальник. "Вот ответственный!! - заорал я, показывая на него. - Вот идет!!" Толпа, окружавшая меня, оглянулась и бросилась бежать к А.А. Толстый дядька по дороге терял шлепанцы, потом схватил их в руки и бежал в носках. Кто-то вспомнил, что акт остался у меня в руках, вернулся, запыхавшись, вырвал у меня бумагу, выругался и устремился вслед за другими. Они окружили А.А. плотным кольцом и сунули ему акт.

Я осторожно подошел и из задних рядов наблюдал - что будет. А.А. читал медленно и вдумчиво. Прочитав, сложил бумагу пополам, еще пополам и еще, в результате чего она превратилась в маленький квадратик, который он сунул в карман пиджака. "Хочу увидеть все собственными глазами," - сказал А.А. Его повлекли в железный домик ("бытовку") ...и показали гору побитых щеток. Он повертел в руках одну, другую и сказал: "Что ж - это все? Тогда составляйте акт: "Такого-то числа такого-то года на столе в бытовке 500 цеха завода им. Малышева обнаружено (сколько тут - пятьдесят, сто?), ну, допустим сто пятьдесят сломанных щеток от тягового электродвигателя ДК-300".

Лобастый даже подскочил: "По-вашему, мы их молотком сломали?" - "Очень может быть, - ответил А.А. холодно. - "Тогда покажем прямо на тепловозе!" - "Пожалуйста".
Подошли к тепловозу, который только что пришел с обкатки и стоял на канаве. Лобастый широким жестом предложил А.А. лезть в канаву - под тепловоз. А.А. улыбнулся: "Ну что вы... Я же в костюме..." "Петька! - скомандовал Лобастый, - Живо!" Курчавый юркий Петька нырнул в канаву, открыл первый попавшийся лючок мотора и стал вытаскивать на свет божий щетку за щеткой. Добрая половина была побита. "Видите, что делается", - удовлетворенно сказал лобастый. - Как приходит машина с обкатки, так в ваших моторах - одни обломки"."Не знаю. Я вижу один тепловоз, - сказал А.А. с каменным лицом. - Могу подписать акт: "Такого-то числа такого-то года в цехе 500 на пришедшем с обкатки тепловозе № такой-то обнаружено (сколько мне показали?), ну, двенадцать разбитых щеток. И это все.".

Они сдались. Стояли понуро и молчали. А.А. начал прощаться. Он прощался долго и торжественно. Каждому подавал свою белую руку. Начал с Лобастого, кончил Петькой. Они морщились, но руку брали и жали.

Когда мы вышли с завода, я спросил:
- Мы с вами их обманули? Правы же они. Щетки бракованные, а план горит у них, а не у нас.
- Это не разговор. Щетки мы не сами делаем, а получаем по кооперации. Виноватого еще поискать надо. А страдает тот, кто последний. Не хочешь быть последним - смотри в оба. Не усмотрел - пеняй на себя. Интересы фирмы прежде всего.
- А государственный интерес?
- Не по нашей зарплате. Мы от фирмы и за фирму. А за государство отвечают те, что выше сидят.
А.А. достал из кармана сложенный квадратик акта и протянул мне.
- А это вам на память. Будете вспоминать как начали трудовую деятельность. С чего начали...
С приветом.
Папа.





<< Родословица ЗАХАРЖЕВСКИХО Вит.Ив. ГАРМСКИЕ АМЕРИКАНЦЫ>>

Добавить отзыв

Ваше имя:
Ваш email:
Ваш отзыв:
Введите число, изображенное на картинке:

Все отзывы

Последние отзывы:
Фотогалерея

(c) 2008-2012. Контактная информация